Господин Великий Новгород. «Молодший брат»

Сравнивая Новгород с его «молодшим братом», вольным городом Псковом, где тоже было вече, Ключевский писал, что новгородский политический порядок можно назвать «поддельной, фиктивной демократией», а псковский — «смягченной, умеренной аристократией». В самом деле, как сказано в его классическом «Курсе русской истории», «ограниченное пространство Псковской земли не давало такого простора для расцвета крупного боярского землевладения, какой открывался для того в беспредельной Новгородской области. Потому политическая сила псковского боярства не находила достаточной опоры в его экономическом положении, и это сдерживало политические притязания правительственного класса. В связи с тем не заметно ни резкого сословного неравенства, ни хронической социальной розни, как в Новгороде». Притязания новгородской боярской верхушки доходили до того, что она изменила делу русского единства в XV в., вступила в сговор с Литвой и рассчитывала на поражение Москвы в ее спасительной для Руси борьбе с ханами, действуя наперекор демократическим слоям города, поддержавшим московского великого князя.

Спасо-Преображенский собор Мирожского монастыря в Пскове. XII в.

Псковское боярство было в своих притязаниях скромнее, и потому жизнь Пскова отмечена не только большим демократизмом, но и большим спокойствием, большей внутренней умиротворенностью. Однако — только внутренней. Псков ведь был западным рубежом Русской земли, передним краем ее обороны. ...Многострадальная Псковщина была обильно полита кровью, своей и вражеской.

Все это наложило свою печать на быт псковитян, на общее их мироощущение, следовательно, и на их искусство.

Собор богоматери. Псковская икона. XIV в.

На протяжении веков, обороняясь подчас без помощи Новгорода от грозных ливонских рыцарей и от Литвы, Псков все шире и шире опоясывался мощными укреплениями. «Этот город так обширен, — пишет немецкий автор XIII в., — что его окружность обнимает пространство многих городов, и в Германии нет города, равного Пскову». Но и далеко за пределами псковских городских укреплений воздвигались такие грозные твердыни, как славный Псково-Печерский монастырь, или же как Изборск, у башен которого с поэтическими именами «Темнушка», «Рябиновка» не раз разбивались удары ливонского ордена.

Если не считать самых ранних псковских церквей, как, например, знаменитый Спасо-Преображенский собор (XII в.) Мирожского монастыря, все псковское зодчество питалось достижениями крепостного строительства. Строя быстро, ибо время не ждало, строя прочно, ибо дело шло о защите родных очагов, псковские зодчие — мастера военно-инженерного дела - из нетесаных плит широко распространенного на Псковщине известняка воздвигали неприступные стены, величавая крепость которых восхищает нас по сей день. В этом строительстве они приобрели исключительную сноровку, прославившую их на всю Русь — ведь сама Москва впоследствии обращалась к их опыту.

Сшествие во ад. Псковская икона. XIV в.

Небольшие по размерам кубические, несколько приземистые гладкостенные псковские храмы, нередко воздвигнутые по заказу ремесленников и мелких торговцев, отмечены той же лаконичной суровостью, той же внутренней крепостью, что и псковские оборонительные сооружения. Часто — и это явилось новшеством в древнерусской архитектуре — на храмовых стенах сооружались очень живописного вида звонницы, с которых велось наблюдение за продвижением врага и чьи колокола не раз возвещали тревогу. Как и Новгород с его владениями, Псков и вся Псковщина благодаря своим памятникам архитектуры (многие из которых были разрушены фашистами и ныне восстановлены в первоначальном виде — без позднейших пристроек) и монументальным росписям соборов монастырей Мирожского и Снетогорского являют нам богатейшую панораму средневекового искусства.

Непосредственное народное начало очень явственно во всем псковском искусстве. Тревога и драматическая напряженность, которые сквозят в псковской иконописи, весьма самобытной по краскам и общему настроению, не отражают ли как раз тех чувств, что должны были испытывать псковитяне перед лицом постоянной вражеской угрозы?

Крепость в Изборске.

В отличие от новгородских икон, не пламенная киноварь, а плотный, густо насыщенный зеленый цвет, воскрешавший безбрежную зелень необъятных лугов Псковской земли, был любимым цветом ее живописцев. А напряженность и беспокойство явно выступают в общем колорите и нервной подвижности отдельных фигур псковских икон. Особенно характерны в этом отношении иконы XIV в. «Собор богоматери» (в Третьяковской галерее) и «Сошествие в ад» (в Русском музее). Вглядитесь хотя бы на первой в сцену, именуемую «Аллегорией пустыни».

«Псковская школа живописи — открытие советских ученых. В старых сводных трудах по истории русского искусства она обычно отсутствует. Лишь после расчистки ряда псковских фресок и икон XII—XV веков появилась возможность определить ее стилистические черты, остававшиеся до того совершенно неясными» (В. Н. Лазарев).

И это не исключение. Ведь всего лишь несколько лет назад удалось благодаря кропотливым исследованиям выделить в отдельную школу древнюю тверскую живопись. Да и, кроме того, Ростов, Ярославль, Рязань, Вологда, Смоленск, Полоцк и другие русские города были крупными центрами самобытного художественного творчества, изучение которого ныне в полном разгаре.